Морские и сухопутные истории Александра Воловика

Бакинец в третьем поколении, Александр Воловик называет себя «водяным человеком». Он работал на каспийских судах, служил на Балтийском флоте, готовил аквалангистов в школе ДОСААФ, занимался подводной археологией. А еще он – художник, фотограф, оружейник, соавтор книги «Азербайджанское оружейное искусство» и замечательный рассказчик.

Ичери шехер моего детства

Я родился после войны, в 1947 году. Мы жили на Большой Крепостной неподалеку от знаменитого тутового дерева в старом караван-сарае. Небольшой двухэтажный дом с внутренним двориком населяли, наверное, человек сорок. Из удобств – во дворе две неуверенно запирающиеся кабинки, куда по утрам выстраивалась очередь. Жили в целом дружно, хотя и не без коммунальных скандалов, конечно. Из-за нескольких шумных историй наш №14 в округе называли «сумасшедшим домом». Например, играли в лото, и если выпадало «14», то кричали «дялихана!».

Неподалеку жила суровая Сугра хала, которую побаивалась вся Крепость: у нее муж сидел, старшие сыновья сидели, к тому же ходили слухи, что она наводит порчу. Если в магазинчике выбрасыли какой-то дефицитный продукт, Сугра хала одним взглядом наводила порядок в очереди. Но я по этому поводу не переживал и дружил с младшим сыном тети Сугры, моим ровесником.

Подземелья Крепости

Мы, дети, носились по всей Крепости, забираясь во все мыслимые и немыслимые уголки. Например, как-то вчетвером полезли в подземелье у Диванхане, там где пир «Сюд гуюсу». Хорошо, что догадались в темноте поджечь газету и успели увидеть под ногами глубокий колодец...

Подземные ходы Ичери шехер – одна из интереснейших загадок. Мама мне рассказывала, что в 1930-е годы их с классом водили в подземный ход, ведший от Девичьей башни к замку Сабаил...

Я этого хода уже не обнаружил, зато Девичью башню изучил вдоль и поперек – благодаря тому, что дядя моего приятеля служил там охранником. В те времена башня была пустым цилиндром и лишь балкончики-ходы вели от одного лестничного пролета к другому. Так можно было забраться на самый верх, где дядя Юнус держал голубей.

Моя мама работала учительницей младших классов в школе №189. Среди ее учениц была Натаван Гаджиева – впоследствии первый диктор на Азербайджанском телевидении.

Помню, как меня водили мимо дома знаменитого святого – Мир-Мовсума, он иногда там сидел на стуле у входа. Я и сейчас, если мимо прохожу, всегда прикоснусь рукой к стене.

А в 80-х нашу 14-ю «дялихану» переселили в Ахмедлы...

Танки на бульваре

Помню время, когда Губернаторский сад был еще огорожен решеткой. И на углу у Азнефти было двухэтажное здание, где располагалась библиотека Белинского. Помню, как его сносили! Для этого использовали танк Т-34 без башни. Трос протянули через оконный проем дома, и танк, взревев двигателем, зарылся в землю. Дом не поддавался. Долго с ним возились... А два других подобных танка примерно в то же время выдергивали из моря сваи обветшавшей купальни.

В этом Губернаторском саду я увлекся фотографией – в кружке Марата Кричевского. С нами вместе делал первые шаги юный Фарид Хайрулин, впоследствии знаменитый бакинский фоторепортер... А сам я с тех пор никогда не расстаюсь с фотоаппаратом. Жаль, многие снимки не сохранились.

Дорога к морю

В 10 лет я остался без отца и, что называется, вышел на улицу. Но криминальных компаний счастливо избежал, потому что живший по соседству дядя Миша был тренером в яхтклубе «Нефтчи» и пригласил меня туда. Так я стал «водяным» человеком. Яхт-клуб, паруса, гребля на шестивесельной шлюпке и все такое... Для меня море – это все.

В 16 лет меня взяли кем-то вроде юнги на геофизическое судно с сейсмостанцией на борту. Посредством серии тротиловых взрывов и последующих замеров мы исследовали подводные недра. На борту корабля всегда было столько тротила, что ни в один порт нас не пускали. Связь держали через мотобот. Рыбы после взрывов было немерено! Мы сами коптили балыки.

А потом они ушли в Иран, а я перешел на портовый буксировщик.

Северные моря

Я вызвался служить во флот, и на Балтийском море было немало приключений. Да и сама работа в АСС (Аварийно-спасательная служба), которая занималась судоподъемом, оказанием помощи аварийным подводным лодкам, лежащим на грунте, была чрезвычайно интересной. Помню, как мы погружались и поднимали в Северном море норвежский плавучий госпиталь, подбитый нацистами во время Второй мировой.

А у входа в Калининградский залив на дне лежал фашистский лихтер (что-то вроде баржи), который очень мешал судоходству. Он был заполнен гранатами и снарядами для зениток. Водолазы вырыли под лихтером каналы и протянули тросы, а затем понтонами подняли и транспортировали его к берегу. Мы вручную выгружали ящики с гранатами, многие были как новенькие, в масле. Там еще нашли несколько ящиков с уникальным саксонским фарфором. И почему-то советский автомат ППШ. Мичманы сразу присвоили фарфор, мне достались только одна тарелочка и медный столовый ножик с белой фаянсовой ручкой, да и те после на выставке подводных находок кто-то стащил.

ДОСААФ

Подводным спортом я увлекся еще до армии и занимался в Морской школе ДОСААФ. Тренировались в СКА, у нас был свой тральщик, и иногда мы выходили в море, за остров Наргин, и там погружались, даже зимой.

ДОСААФ воспитывал подрастающее поколение посредством военно-технических видов спорта. Клубом в Баку руководил Василий Михайлович Пшеченко, морской десантник из отряда майора Цезаря Куникова – того самого, который брал Малую Землю еще до прибытия туда Брежнева.

Затем я стал тренером сборной по подводной охоте и вторым тренером по подводному ориентированию. Воспитал более 400 аквалангистов.

Виктор Квачидзе

В Морском клубе мы и познакомились со старшим научным сотрудником Музея истории Азербайджана Виктором Александровичем Квачидзе. Ему было нужно, чтобы для подводных археологических исследований мы научили сотрудников музея нырять. А заодно Виктор поинтересовался, не хочет ли кто-то из опытных ныряльщиков присоединиться к его поисковой работе. Конечно, я вызвался, потому что это было невероятно интересно.

А еще нас с Виктором Александровичем объединило другое увлечение – мы оба любили вырезать из дерева маски и различные фигуры.

Одним из моих первых подводно-археологических приключений стал подъем камней затонувшей крепости Сабаил. Эти камни с надписями в начале XIV века шли по периметру всей крепости и обрушились вместе с ней во время землетрясения. Теперь они хранятся в музее и во Дворце Ширваншахов.

А в музее я постепенно стал своим человеком, очень интересовался имеющейся там коллекцией оружия и даже помог руководителю оружейного отдела Саре Джахангировой в работе над монографией – сфотографировал все клейма на саблях, кинжалах и т.д.

Подводные экспедиции

Первая наша экспедиция с Виктором Квачидзе была на юг, где на месте древнего поселения VIII-X веков когда-то построили рыбзавод и в бетонных ваннах солили рыбу.

Там шел очень интересный обрывистый берег, и черной полосой вдоль всего обрыва виднелся культурный слой (наслоения грунта на месте поселений человека, сохраняющие материальные следы его деятельности – Ред.). И мы нашли множество древних артефактов: керамика, хозяйственные ямы, а заодно немало костей животных. И даже фрагмент древней сгоревшей хижины, в которой сохранился горшок с зерном.

Вторая наша экспедиция была в район ГРЭС «Северная».

Северное побережье Абшерона – скалистое, там рифы, которые погубили немало судов. Например, в сентябре 1857 года у мыса Шоулан затонул колесный пароход «Куба» – транспортное судно с гидрографической экспедицией на борту. На дне до сих пор остались его фрагменты. Нашли мы и несколько проржавевших ружей. А один из археологов – Владимир Молчанов – был просто одержим поисками судового сейфа, ведь там могли сохраниться экспедиционные документы и деньги. Сейф он так и не нашел, потому что тяжелые предметы очень часто затягивает в ил, уже и не докопаешься.

Молчанов знал тот район Каспия как свои пять пальцев, и его самостоятельные погружения нередко давали интересные результаты. Например, однажды он поднял груз слоновых бивней с какого-то купеческого судна. Правда, никому не сказал, где именно. А чтобы Квачидзе не ругал его за «черную археологию», Молчанов передал ему другую находку – большую серебряную братину (старорусская чаша) с надписью «Пей на здоровье!».

Было еще две экспедиции – на Бяндован, где было найдено множество образцов керамики, огромное количество гончарных печей-тандыров. По версии Виктора Квачидзе, там было древнее городище, большой культурный центр, который из-за колебаний уровня моря был защищен плотиной («бянд» – плотина). Враги разрушили плотину, и городище было затоплено.

Морская вода в районе Ширванского заповедника из-за наносов местного оросительного канала совершенно мутная, нырять с маской бессмысленно. Но море там мелкое, можно уйти метров на 800 от берега и по дороге ненароком наступить, например, на глазурованное блюдо XII века.

Свиной остров

Последняя экспедиция была на остров Свиной (Санги-Мугань) совместно с московским клубом «Катран». Южная его часть представляет собой бухту, которая позволяет укрыться от северных штормов. На Каспии ведь северные шторма очень сильные. Василий Михайлович Пшеченко, помнится, говаривал: кто не плавал на Каспии, не может называть себя моряком.

На основании подводных работ вокруг острова Свиной можно сказать, что на протяжении веков там бывали моряки из самых разных стран. Мы нашли множество якорей разных эпох – от каменных плит с четырьмя отверстиями, в которые когда-то вставляли колья, до больших адмиралтейских. Вероятно, каспийский ветер иногда рвал якорные канаты и цепи, и якоря оставались на дне.

На этом же острове была одна из баз Степана Разина. Сюда по мелководью прибегали дикие кабаны, потому Разин и назвал остров Свиным. Сохранились остатки разинской ладьи: куски киля, форштевня и шпангоут – все из дуба, который в Азербайджане не произрастает.

А еще на острове Свиной стоял большой маяк с декоративными бронзовыми львами с люстрой из французского хрусталя от фирмы Henry-Lepaute (Огюстен Анри-Лепот – ученик легендарного Гюстава Эйфеля. – Ред.).

Клад в Бакинской бухте

Дно Каспия таит много всего интересного. Например, между островом Жилой и Нефтяными Камнями на глубине 60 метров лежит на ровном киле трехмачтовое судно. Я сам видел и рыболовный траулер, затонувший в 1930-х. А танкер, пропавший в Дербентской впадине, до сих пор не нашли.

Даже Бакинская бухта таит сюрпризы. Вспоминаю случай, как в процессе благоустройства бульвара для копера, забивающего сваи, нужно было проложить фарватер вдоль берега. Пришла землечерпалка, которая сгружала мусор со дна на специальную баржу. И в один прекрасный день ее ковш вдруг поднялся полный золотых монет! Второй ковш – еще! Капитан в шоке! Все остановили, позвонили куда надо.

Выяснилось, что это не золото, а медные пятаки. Оказалось, что там в XIX веке затонула шхуна, которая привезла жалование бакинскому гарнизону. На шхуне случился пожар и она затонула. А трюм был полон упакованных в промасленную бумагу монет. И драга прошла прямо через шхуну. У меня целое ведро было этих монет, но все их растащили на сувениры.

Загадки Каспия

Чего только не таит наш Каспий! Следы эпох, трагедий, историй. На острове Булла я видел россыпь человеческих костей – мрачная память о репрессиях 1930-х.

Напротив Алята есть Якорный остров – два камня, между которыми в скалу врос огромный якорь, который оттуда уже не вытащить. Он и сейчас там лежит.

Между Жилым и Нефтяными Камнями есть место, которое моряки называют «Пьяный переулок». Там даже в самую хорошую погоду сильные волны. Тоже загадка...

А сколько всего на дне – корабли, самолеты... Очень надеюсь, что когда-нибудь все будет изучено и многие тайны найдут свои ответы.